вторник, марта 27, 2012
Жена одного из ливийских повстанцев рассказала «Московским новостям», как ее семья пережила гражданскую войну и почему она снова уезжает из России
Редко где в наших СМИ можно найти адекватную статью на ливийскую тематику, но вот одна из немногих появилась в "Московских новостях", автор - Евгений Гладин. Интервью давала одна моя подруга. Ниже копирую текст статьи, а оригинал ТУТ.
Мария Мясникова пришла в кафе у станции Петровско-Разумовская без четверти шесть. Высокие каблуки, юбка в пол, на голове мусульманский желтый платок. По лицу, на котором нет и тени косметики, сложно определить возраст. Может быть, 20, а может, и 30 лет. Из украшений на девушке были только обручальное кольцо и подвеска в виде триколора Национального объединенного совета Ливии. На интервью Маша пришла со своим старшим сыном Ахмедом.
«Чтобы вам сразу было понятно, я приняла ислам задолго до знакомства с мужем, — говорит Мария. — И это никак не было связано с экстремизмом. Просто в 18 лет я искала ответы на мучавшие меня вопросы и почему-то не нашла их в православии, а в исламе нашла».
Свадьба
Со своим будущим мужем Мария Мясникова познакомилась в гостях у московской подруги в 2003 году. Ливийский студент учился на инженера в РУДН, очень плохо говорил по-русски и был старше Маши на 13 лет. Она училась на преподавателя английского и испанского языков на педагогическом факультете в МПГУ. Через несколько месяцев она согласилась стать его женой и навсегда уехать из России.
«На нашей свадьбе в Москве гуляло все ливийское посольство. Естественно, не было никакого алкоголя. Гости с моей стороны во время тостов поднимали бокалы с соком и выглядели расстроенными. Сирийская подруга моей мамы, правда, успела где-то выпить спиртного и под конец вечера решила исполнить танец живота. Мужу потом пришлось стереть этот момент на видеокассетах, потому что их нужно было показать его родителям. Они бы такого не поняли».
Через несколько дней Мария с Фараджем улетели в Ливию знакомиться с его семьей. Его родное племя Варфала живет в 200 километрах к югу от Триполи, в городе Бени-Валид.
«Меня не покидало ощущение, будто я нахожусь в другом мире. Я немного знала арабский, но в Ливии язык оказался совсем не таким — я почти ничего не понимала. Меня нарядили в национальную одежду, надели много золотых украшений и отвели в ту часть дома, где могли находиться лишь женщины. Каждый день в дом приходили гости. Они несли драгоценности и деньги. А я тем временем помогала готовить еду сестрам и племянницам мужа. Мы ставили ее на подносы и нажимали специальную кнопку. Тогда в комнату входил его старший брат и уносил угощения мужчинам. Так продолжалось, наверное, две недели. Фараджа в эти дни я почти не видела».
В такси — неприлично
Погостив в Бени-Валиде два месяца, Мария и ее муж вернулись в Москву. Здесь они прожили несколько лет. Маша заканчивала учебу в педагогическом и занималась воспитанием первенца Ахмеда. Фарадж писал диссертацию, зарабатывал на жизнь репетиторством. Ему нравилась Москва, в отличие от многих темнокожих студентов, он не боялся скинхедов или полиции и частенько путешествовал по центру города пешком. Но куда больше Москвы он любил деревню, в которой семья Маши отдыхала летом. Но размеренная студенческая жизнь скоро закончилась.
В начале 2010 года Фарадж получил ставку в государственном университете Ливии. Вместе с Машей, ждавшей второго ребенка, они собирались навсегда уехать из России.
«Мы арендовали трехкомнатную квартиру в Триполи. Я тогда еще не могла работать и большую часть времени проводила дома с детьми или ходила в магазин за продуктами. Передвигаться по городу приходилось пешком, потому что общественного транспорта там нет, а ездить на такси — неприлично. К нам, в Триполи, регулярно приезжали братья и сестры Фараджа из Бени-Валида. Они оставались у нас на многие дни, и от них просто невозможно было избавиться. Фарадж говорил, что их нельзя выгнать, так просто не принято. Зато благодаря этим людям я подтянула арабский, и теперь даже немного по ним скучаю».
Начало конца
Муж Марии попросил жилищный кредит в государственном банке Ливии. Он получил одобрение кредиторов, заплатил половину стоимости жилья и ждал, когда можно будет въехать с семьей в новую квартиру. Раз в месяц Фарадж звонил в банк, и каждый раз там говорили, что нужно подождать еще месяц. Так продолжалось около года.
«Когда я стала разбираться, в чем дело, выяснилось, что правительство Кадаффи приказало банкам не давать кредиты населению. Складывалась парадоксальная ситуация. По всему Триполи стояли целые районы пустых квартир, но никто не мог в них вселиться. После революции в Тунисе люди стали захватывать эти дома. Они лезли через заборы, ломали двери в подъездах, вешали одеяла на окнах. Творилось какое-то безумие. Несколько дней власть никак не реагировала, а потом полиция жестко расправилась с захватчиками. До начала гражданской войны оставался, наверное, месяц».
17 февраля 2011 года в Бенгази, Боевиде, Ружбане и других ливийских городах прошли массовые акции протеста. Фарадж почти ничего не рассказывал Маше о том, что происходит в стране, боялся, что она сболтнет чего-нибудь лишнего на улице. Его родственники успокаивали русскую девушку, говорили, что Каддафи вот-вот сбежит и все закончится миром. Надо подождать всего несколько дней.
«Однажды утром я увидела, как с военной базы недалеко от нашего дома вылетели десятки военных вертолетов. В этот же день по телевидению показали кадры обстрела демонстрантов. Российское посольство объявило эвакуацию граждан. Мне было страшно. Я не знала, как поступить. С одной стороны, война действительно могла быстро закончиться, с другой — я боялась за детей и за мужа, который сам готов был выйти на улицу с оружием в руках. Тогда почти в каждом доме был автомат Калашникова».
В конце концов, Мария прияла решение вернуться с детьми в Москву. Фарадж лететь отказался. Говорил, что не может уехать из страны, когда происходят такие важные события. Маша все понимала. Фарадж говорил ей: «Другого шанса у Ливии не будет». Он хотел свободы и перемен и готов был бороться за них на улице.
Дорога в аэропорт
Поздно вечером 23 февраля 2011 года Мария собрала вещи. Фарадж на своей машине повез семью в российское посольство. Там они должны были присоединиться к колонне автомобилей и организованно добраться до аэропорта. Центр Триполи сильно изменился за эти несколько дней.
«На улицах стояли чернокожие солдаты с автоматами. Когда мы проезжали мимо, я опускала глаза, чтобы не встретиться с ними взглядом. Повсюду на тротуарах лежали разорванные портреты Каддафи, стены домов были испещрены пулями и почернели от пожаров. Мне казалось, мы были одни на этой дороге. В какой-то момент путь нам преградила толпа с зелеными флагами. Муж остановился и заблокировал двери. Люди облепили машину, они стучали по окнам кулаками и кричали «Да здравствует Муаммар! Скажите, да здравствует Муаммар!». В тот момент я осознала, что все происходящее — не шутка. Меня и мою семью могут запросто расстрелять прямо здесь, на улице, только за то, что мы откажемся повторить этот лозунг. Наконец, к толпе подошел какой-то мужчина, он размахивал руками и кричал: «Вы совсем потеряли стыд, пристаете к женщине с маленькими детьми! Отойдите от машины!» Это подействовало, люди с флагами ненадолго расступились и Фарадж смог проехать».
Из посольства в аэропорт русскую колонну сопровождали машины с дипломатическими номерами — их никто не останавливал. Вдоль дороги тянулась очередь людей с одеялами в руках. В основном это были рабочие из Египта. Они ночевали у аэропорта и ждали любой возможности улететь на родину.
«На пути к терминалу людей с одеялами становилось все больше. Некоторые лежали прямо на тротуаре, под дождем. Среди них были женщины и дети. Когда мы проходили мимо, они устало смотрели на нас. Я слышала фразы: «Идут белые люди, идут белые люди, они-то улетят, а мы останемся здесь». Мой младший сын без конца плакал, он вцепился в Фараджа и не хотел его отпускать. Утром нас пригласили на посадку в самолет МЧС. Русские женщины на борту возмущались, почему кресла железные и почему вместо нормальной еды дают сухой паек. Я же была рада, что мы с детьми целы и невредимы и через четыре часа будем в Москве».
Как Фарадж чуть не погиб
Фарадж продолжал преподавать будущим инженерам в Триполи. Позже у него появились студенты в Бени-Валиде и других городах. Оставаться в стране становилось опасно, но по телефону он почти ничего не рассказывал Маше. Русские жены ливийцев, сбежавшие от войны в Россию, объясняли ей, что лишнее слово, сказанное по телефону, может навредить ее мужу. Спецслужбы устроили тотальную слежку за людьми, связанными с повстанцами.
«В июне силы Каддафи обстреляли ракетами племя Зинтан. Мой муж в это время находился в Бени-Валиде и вместе с другими оппозиционерами вышел на демонстрацию протеста. У многих его соратников было оружие в руках. Навстречу к протестующим вышли солдаты, завязалась перестрелка. Многие повстанцы разбежались по переулкам, но небольшая группа забаррикадировалась в магазине. В этой группе было несколько друзей и соседей Фараджа. Муж рассказывал, что в последний момент решил не заходить внутрь, почувствовал, что это ловушка. Он остался на улице и солдаты его не тронули. Они окружили магазин и долго уговаривали повстанцев сдать оружие, обещая, никому не причинять вреда. Когда двери магазина открылись, солдаты убили всех, кто там находился».
В перестрелке в Бени-Валиде погиб один из генералов Каддафи. В городе началась зачистка, спецслужбы выслеживали оппозиционеров, ездили по домам, хватали мужчин и увозили в тюрьмы. Однажды Фараджу на мобильный телефон позвонил какой-то человек и предупредил, что его разыскивают. Нужно было срочно уезжать из страны. С помощью знакомых он смог добраться до Туниса и оттуда вылетел в Москву.
«Фарадж прожил с нами всего несколько месяцев. Пока он был в России, повстанческие силы захватили Триполи. Вместе со своими друзьями, московским ливийцами, муж за одну ночь сшил на швейной машинке флаг с полумесяцем и звездой. Они принесли флаг в посольство Ливии на Мосфильмовской улице и сказали: «Мы поднимем его над посольством, а вы попробуйте нас остановить». Консул ответил им: «Ребята, я с вами». За ним присоединились и остальные».
Так, в понедельник, 29 августа, над посольством Ливии в Москве подняли триколор Национального объединенного совета — флаг повстанцев, выступавших против режима Муаммара Каддафи.
«Когда стали поступать сообщения о штурме Бени-Валида, муж снова вернулся в Ливию. Удерживать его было бесполезно. Он сказал, что должен быть там, и точка. А 20 октября 2011 года убили Каддафи, мы, жены ливийцев, восприняли это как конец войны. Да, его жестоко убили, но теперь перестанут убивать других, и с нашими мужчинами все будет в порядке. Мне, можно сказать, повезло, с Фараджем за время войны не произошло ничего плохого. А мужья двух моих русских подруг все это время сидели в тюрьме Абу-Салим».
«Я не боюсь»
В январе 2012 года Фарадж вернулся к преподавательской деятельности в университет Триполи и получил первую за время войны зарплату. Вскоре ему отдали ключи от квартиры, которую он и его семья ждали больше года. Несмотря на то, что в стране все еще неспокойно, Маша с сыновьями собирается переехать к нему в июне.
«По российскому телевидению иногда показывают сюжеты о том, что в Триполи нет продуктов, а на улицах стреляют из автоматов. Это неправда. Фарадж говорит, что в жизнь налаживается. Да и моя русская подруга рассказывала, что в Триполи работают рестораны и кинотеатры и по улицам можно спокойно гулять. Действительно, на руках у людей осталось довольно много оружия, но скоро его начнут выкупать. Я попробую устроить детей в английскую школу. А сама пойду учиться водить машину. Я не боюсь возвращаться в Ливию».
Posted in: 
0 comments:
Отправить комментарий